Наследство капитана Немо. Затерянные миры. Том. 11 - Страница 25

Я удвоил шаг и обернулся назад.

Мое бегство было замечено. Трое из работавших на галерах пошли за мной вдогонку.

Я торопился что было сил, прорывался, задыхаясь от изнеможения, сквозь прозрачную вату воды. Но мои друзья были свежее меня: они быстро шли вперед, мало-помалу догоняя меня.

Вот они уже близко.

Я сбросил мешок и, сжав топор, стал впереди него.

Товарищи, делая мне знаки руками, приближались. Но я ничего не понимал. Густой туман плыл у меня перед глазами, кровь бешеной волной стучала в висках.

Один из водолазов был впереди. Когда он подошел ко мне, я узнал его — это был Игаррас. Но я забыл о дружбе, забыл о том, что это Игаррас, поднял топор и опустил его на шлем того, кто стоял между мной и свободой. Вода окрасилась кровью; пузырьки воздуха широкой струей метнулись кверху; Игаррас, мертвый, упал на песок.

Я готов был броситься на других моих преследователей, когда тяжелая струя жидкости залила мне горло; чтобы обезвредить меня, мои друзья перерезали трубку, кормившую меня воздухом…

* * *

Когда я пришел в себя, я увидел, что лежу в каюте «Наутилуса».

Сознание вернулось ко мне, холодным ужасом наполнив мою душу. Я был страшен самому себе. Что было это — безумный кошмар или явь? Мне жутко было пошелохнуться.

Бародца и Могаммед, понурые, сгорбившиеся, молча вошли в каюту. Я пошел за ними в комнату наших собраний.

Весь экипаж судна ждал меня. Дхарматма, осунувшийся, потемневший, взглянул на меня и сказал:

— Несчастный! Что ты сделал!

Мне было все безразлично. Лицо Игарраса и столб кровавых пузырьков воздуха стояли перед моими глазами.

Я рассказал капитану и всем товарищам, как я устал от тюрьмы «Наутилуса», как решился бежать, с какой жадностью думал о жизни на земле, об обладании золотом и богатством. Я понимал, что совершил непоправимое. Только самое жестокое искупление могло облегчить тяжесть, навалившуюся мне на плечи.

Товарищи молчали.

Что было потом?

Многие, многие дни, недели, месяцы я пробыл безвыходно в той каюте, где очнулся от чар золота и кровавого бреда. Два раза в день мне приносили пищу.

Потом вошел Дхарматма. Он знаком велел мне встать. Мне завязали глаза и куда-то понесли на носилках. Я чувствовал, как меня несли по сходням, потом по сухой земле. Наконец это странное путешествие кончилось. Меня поставили наземь, и я услышал шаги удалявшихся товарищей. Потом послышался тихий, строгий голос Дхарматмы:

— Слушай, Кобленца. Природа создала в недрах земли громадное сплетенье пещер. В эти подземелья есть один вход — он лежит на глубине сорока метров под водой, и только через этот слой воды можно выйти из этих пещер. Мною сложены в них бесчисленные богатства. Здесь ты будешь совершенно свободен, у тебя будет сколько угодно золота. Ты будешь один, и у тебя будет время подумать о том, что ты сделал. Гляди!

Он снял с моих глаз повязку, и я увидал ту пещеру, где лежат груды золота и драгоценных камней. Высоко над нами слышался плеск волн. Все во мне дрожало. Я посмотрел на капитана Немо и сказал:

— Хорошо, Дхарматма. Я заслужил это.

Он зажег фонарь, и мы прошли лабиринтом коридоров к моему новому жилищу — вернее, к моей гробнице.

Видно было, что там только что была окончена работа. Стены были сложены и выбелены, вещи, взятые с «Наутилуса», были расставлены по комнатам. Мои друзья ждали меня там.

— Сегодня, — сказал Дхарматма, — для тебя начнется искупление. Пусть придет день, когда ты сможешь очиститься в своей вине перед человечеством.

Он подошел ко мне и поцеловал меня в лоб долгим-долгим поцелуем; так целуют мертвых. Товарищи, один за другим, попрощались со мной и вышли. Я проводил их глазами и остался один.

Было мгновение, когда я бросился к двери вслед уходившим; но потом лицо Игарраса встало передо мной, я осилил себя и опустился на диван.

* * *

Сколько времени просидел я, припоминая свою жизнь, тысячи мелочей, которых больше никогда не увижу? Далекий солнечный свет, шелест полей, запах лесных фиалок, лица любимых… Потом страшные минуты моего бегства снова встали в моей памяти. Да, я должен жить, должен искупить годами тоски мое преступление, смыть одиночеством кровавое пятно с моей души. Я встал, обошел мое жилище, нашел пищу и поел, вышел на площадку, увидал впервые огненный дождь и сверкающее озеро; потом вернулся домой. Я взглянул на часы-календарь, висевшие на стене. Было 12 апреля 1870 года!

* * *

Годы шли, но не приносили мне облегчения. Жажда по солнцу, по людям росла, и я стал искать выход из подземелий. Я искал его упорно, не останавливаясь ни перед какими препятствиями, ни перед какими опасностями. То я метался, как безумный, из пещеры в пещеру, то тщательно вычерчивал планы подземелий, осматривая пядь за пядью каждую пещеру, каждый проход, каждую расселину. Тщетно! Когда я увидал, что все мои усилия бесплодны, отчаяние овладело мной, и я стал тихо ждать избавительницы-смерти. Но вместо нее пришли вы. Если хоть как-нибудь я сумею помочь вам вырваться из этой тюрьмы, я смогу умереть спокойно.

XVIII. ЗВЕЗДЫ!

Так, вперемежку с работой, старик рассказал мне историю своей жизни.

Мы перенесли все необходимое в маленький грот и работали беспрерывно, день и ночь, останавливая сверлильную машину только для того, чтобы взрывом расширить туннель, пробитый буравом. Если бы мы могли пробивать толщину гранита по прямому направлению кверху, мы скоро одолели бы те сто шестьдесят четыре метра, что отделяли нас от солнца. Но у нас не было возможности подымать сверлильную машину в отвесном колодце все на большую и большую высоту; и нам приходилось пробивать дорогу спиралью. А подымаясь кверху спиралью, мы должны были пробить, по расчетам Марица, около 1560 метров туннеля, проработав, в лучшем случае, шесть лет.